В воздухе - испытатели - Николай Бондаренко

Очень трудно пришлось Глазкову, но и здесь победили мужество, отличная техника пилотирования и натренированность. Полет и на этот раз был завершен благополучно.

Скафандры увезли на доработку, а потом снова привезли к испытателям.

Нет, не зря рисковали летчики, в числе которых был и Леонид Николаевич Курашов. Не зря летали они на пределе физических возможностей человека. Скафандр был в конце концов полностью доработан и стал безотказным.

Летая вместе с такими выдающимися испытателями, как Валериан Жданов, Виктор Иванов, Василий Лукашин, Владимир Уромов, Борис Кладов, Виктор Предейн, Михаил Антошин, Николай Шибаев, и другими товарищами, летая вместе с замечательными штурманами-испытателями: Дмитрием Шороховым, Владимиром Галиловым, Петром Гуменюком, Александром Васильченко, Андреем Ерагиным, Яковом Шеколовским, Виктором Сысоевым, Дмитрием Копейным, Иваном Сбоевым, Александром Замота, Иваном Дульским, Леонид Николаевич Курашов отточил свое летное мастерство до совершенства.

Однако авиационная техника так бурно развивалась, стала настолько сложной, что Курашов понял - испытателю нужны высокие инженерные знания так же, как и кислород на высоте. И он в 1951 году поступает учиться в Военно-воздушную Краснознаменную академию. Нелегко ему было: днем и ночью летал на испытания, а вечером и в выходные дни сидел за учебниками. Но и тут он не отступил - учеба в военной академии была успешно им закончена.

После окончания академии Леонид Николаевич Курашов как опытнейший специалист участвует в разработке направления дальнейшего развития нашей авиации, участвует в таких испытаниях, которые должны были дать свои результаты в будущем.

За испытательную работу Леонид Николаевич был награжден тремя боевыми орденами.

В последние годы службы в Советской Армии полковник Курашов успешно командовал полком. Испытательная же работа была наиболее продолжительной частью его яркой авиационной биографии, наиболее продолжительной частью времени из всего времени полета его высокой, светлой мечты!

Три боевых ордена в мирное время

Мое знакомство с замечательным боевым летчиком и замечательным летчиком-испытателем первого класса Николаем Николаевичем Беляевым произошло еще в годы войны с гитлеровцами на 4-м Украинском фронте.

Первая встреча с ним была не совсем обычной и хорошо мне запомнилась.

В один из апрельских дней 1944 года на Крымском аэродроме нашего 135-го гвардейского Таганрогского полка приземлились два самолета Пе-2, пилотируемые молодыми летчиками Борисом Еремеевым и Николаем Беляевым, прошедшими в ЗАПе обучение по боевому применению.

После выключения моторов экипажи с радостью покинули свои кабины, передали машины техникам и подошли к КП. Оставив штурманов и стрелков-радистов у входа, Беляев с Еремеевым направились к командиру нашего полка Герою Советского Союза подполковнику Валентику.

В войну трудно было иногда с обмундированием. Причины, думаю, понятны. Порой в тылу говорили: "Ничего, летите, на фронте вас оденут во все новенькое..." На фронте же обмундировывали, но иногда говорили: "Вас должны были обмундировать в тылу..."

И вот в потертых шинелях, поношенных шапках Беляев и Еремеев предстали перед нашим командиром.

- Товарищ гвардии подполковник, Герой Советского Союза, летчик младший лейтенант Беляев прибыл к вам для дальнейшего прохождения службы!

Энергично приложив к шапке руку, отрапортовал то же самое и Еремеев.

Валентик посмотрел на них пристальным взглядом и недовольным голосом произнес:

- Что же вы за летчики?.. Мне надо, чтобы вы завтра уже летели на боевое задание. А вы даже не одеты как следует.

- Товарищ гвардии подполковник, мы не виноваты... - смущенно проговорил Беляев. - А что касается боевого задания, то мы можем лететь даже не завтра, а сегодня! Ведь мы в ЗАПе прошли программу боевого применения.

- И пикировать в звене вы умеете? - уже подобревшим голосом спросил Валентик.

- Умеем! - ответили одновременно Беляев с Еремеевым.

- Хорошо. Завтра проверим, как вы пикируете. А сейчас идите в столовую, - распорядился Валентик, поняв, вероятно, что сказал лишнее.

- Есть! - козырнули молодые летчики и направились к выходу.

На следующий день замкомэск Александр Николаевич Пронин проверял умение Беляева и Еремеева пикировать в звене. Как видно по полету птицу, так было видно Беляева и Еремеева - летчиков. Пикировали они так хорошо, что нельзя было не восхититься ими.

- О, цэ парубкы! Добре дэржаться ведучого! - заключил стрелок-радист Алексей Зубенко, любуясь, как звено Пронина плотным строем выходило из пикирования.

В июне месяце 1944 года после перелета на 3-й Белорусский фронт Беляев и Еремеев начали летать на боевые задания. Участвуя в прорыве вражеской обороны на Оршанско-Витебском направлении, они вместе с полком били с пикирования и горизонтального полета по вражеским целям на передовой линии и в оперативной глубине, по укреплениям в районах Выдрицы и Высокого, по скоплению гитлеровских войск в районе Андреевщины, по артиллерийским позициям врага юго-западнее Орши и по другим объектам.

Война есть война. В одном из боевых вылетов экипаж Еремеева взорвался после отказа мотора на своих бомбах.

Беляев долго переживал потерю друга. Он как-то осунулся, помрачнел. И с этого дня стал еще яростнее наносить удары по врагу.

Вместе с полком и первой эскадрильей Беляев бомбит скопление эшелонов противника на Гродненском железнодорожном узле, снайперски бьет по входным и выходным стрелкам станции Лида и по самолетам врага на аэродроме.

Отлично сохраняя местоположение своей машины в строю, Беляев всегда давал возможность штурману Михаилу Васильеву и стрелку-радисту Евстафию Маркову отражать над целями атаки вражеских истребителей.

"Самое главное, не робеть при встрече с врагом. Покажи, что ты смелее его, и он отступит", - говорил он обычно экипажу. И штурман Васильев со стрелком-радистом Марковым действовали в воздухе так же смело, как и их командир.

В одном из боевых вылетов на удар по вражеским войскам на передовой линии в районе Вильнюса, в левый мотор самолета Беляева попал зенитный снаряд. Мотор загорелся. Самолет начал отставать от группы.

Однако Беляев не подал штурману команды сбросить бомбы куда попало для облегчения самолета, а продолжал полет к цели. И только, выполнив святую обязанность летчика-бомбардировщика - "Бомбы в цель!", - он развернул горящую машину к своей территории.

В тот осенний день погода была облачной. Цель бомбили с восьмисот метров. Поэтому, развернувшись от нее, самолет Беляева летел уже на четырехстах метрах.